Есть град, столица великого царства Косалы,
Что золотом блещет, не зная себе антитез.
Правитель его, царь Парикшит, без меры усталый,
Скакал на коне через полный опасностей лес.

Отбившись от свиты своей, он гонял антилопу
И стрелы пускал ей вдогонку одну за одной.
Вцепившись в поводья, король предавался галопу,
Желая настичь свою жертву любою ценой.

Измученный жаждой, а также терзающим гладом,
Король потерял свою дичь, весь пейзаж осмотрев.
И вот он узрел наконец-то, поблизости рядом
Красивую рощицу пышно цветущих дерев.

В зеленой сени этой рощи, что благоухала,
Увидел прекрасное озеро этот раджа.
Правитель Айодхьи на твердь опустился устало:
Весьма затекли его члены, от боли дрожа.

Прекрасное озеро это с прозрачной водицей
Своей красотой украшало весенний пейзаж.
Царя, что расстался на время с постылой столицей,
С рутиной, придворными, тут же опутала блажь.

На водах того озерца синий лотос качался,
И лотос пурпурный, и белый, и лотос златой:
Они словно звали царя, дабы он искупался.
И царь, соблазненный, попробовал воду пятой.

Поплавав немного, Айодхьи король освежился,
И лотоса стрелы нарвал в озере для коня.
На белом песочке царь-батюшка расположился,
Желая слегка подремать до просшествия дня.

Так, лежа на береге, царь отдыхал от рутины.
В улыбке свой рот изогнув, государь засопел.
Страны Сновидений он зрел уже чудо-картины,
Но вдруг услыхал он, что кто-то поблизости пел.

«Чей голос прекрасный, похожий на ангелов пенье,
Я слышу здесь рядом?» – подумал в смятенье король.
И вот он поднялся с земли, одержим нетерпеньем,
И стал озираться, входя после сна в свою роль.

И царскому взору предстала прекрасная дива:
Она, напевая, срывала лесные цветы.
Она словно бы родилась не из смертного чрева,
Пятою поправ все шаблоны мирской красоты.

Глаза ее были похожие формой на рыбки,
А косы ее доставали до самых колен.
Стыдливо свой лик озарив пекторалью улыбки,
Она захватила страны повелителя в плен.

Сказал ей правитель Айодхьи: «Прекрасная дива,
Что ясной улыбкой, как месяцем, озарена,
Ты словно диковинный лотос, без меры красива:
Ты в сердце моем воцарилась, как в Небе – Луна.

Желанье мое ты исполни, о, дева благая,
Моей став супругой!» - сказал ей влюбленный король.
Ответила девушка: «Руку свою предлагая,
Исполнить условье одно непременно изволь».

«Какое условие это?» - спросил ее раджа.
Ответила дева: «Я видеть воды не должна».
Она получила согласье на то махараджа:
Так мужем царь стал ей, а та ему стала жена.

Пока они были с ней вместе на бреге озерном,
Их уединенье нарушило войско царя:
Солдаты его окружили в молчаньи покорном,
Служить государю огромным желаньем горя.

Так, царь отдохнув, в паланкин сел роскошный с царицей,
И тронулся с войском в дорогу чрез поле и лес:
Так царь познакомил супругу свою со столицей,
Что век испокон не имела себе антитез.

И там они вместе предались любовным утехам,
Забыв в наслажденьях телесных свои все дела.
Царь-батюшки радостям не было дабы помехам,
Обет угождать государю вся челядь взяла.

Однажды советник, увидев служанок царицы,
Ее охранявших покои, им задал вопрос:
«Какое служение ваше царю и царице?»
На это советнику девы сказали всерьез:

«И денно, и нощно блюдем мы с усердием бденье:
На службе царя-государя стоим мы всегда.
С водой никого не пускать – в этом наше служенье:
Сюда не должна, о, министр, проноситься вода!»

Сказал тогда царский советник всем людям в округе:
«Лесок насадить надо, где в изобильи плоды,
Цветочки, коренья, чтоб батюшка-царь на досуге
Мог в нем отдыхать, но в лесу не должно быть воды».

Согласно приказу советника лес был насажен.
И тот, постучав в дверь, вошел с сообщеньем к царю:
«Лесок без воды для твоих наслаждений посажен:
Тебя зреть счастливым, мой царь, я желаньем горю».

Совета послушав советника, в лес удалились
Царица с царем, коротая в утехах досуг:
В прекрасном лесу этом долго они веселились.
И царь, без воды обессилив, согнулся, как лук.

И тут, наконец-то, средь зарослей роз и жасминов,
Увидел беседку король, что увита лозой.
На кровле ее восседало семейство павлинов:
Они щеголяли пера голубой бирюзой.

Спугнув их, король с королевой туда устремились,
Весьма утомившись в любовных утехах за день.
В ее полумраке от Солнца они схоронились:
Весьма была кстати беседки прохладная тень.

В ней был водоемчик с прохладной прозрачной водицей,
Который скрывался в беседке, как видно, не зря.
«Тебе окунуться бы в прудик», - сказал царь царице.
И та, повинуясь, нырнула по воле царя.

И боле уже не всплыла на поверхность обратно.
И бросился бедный царь в воду, наделав в ней волн:
Искал ее долго король, но все безрезультатно.
И горько заплакал Парикшит, отчаянья полн.

Когда осушили тот пруд, царь увидел лягушку,
Что громко заквакала, сидя у входа в нору.
Король разъярившийся пнул ее мертвую тушку:
«Я буду их уничтожать, пока сам не умру!

Кто жаждет обресть мою милость, пусть мне угождает,
Лягушек неся убиенных ко мне во дворец.
Пускай лягушачее племя отныне страдает
И ждет, ужасаясь, свой неотвратимый конец!»

И ужас великий объял всех лягушек в округе,
Поскольку их стали с жестокостью уничтожать.
«О, царь лягушачий! – сказали те, - Мы – твои слуги.
Злой царь вознамерился славный наш род обижать!»

Тогда царь лягушек принял облик старца-аскета,
направив шаги свои прямо в покои царя:
«Я есмь исполнитель сурового очень обета.
Ужасного гнева навалу поддался ты зря!

Смири свою ярость, о, царь: ты закон преступаешь,
Безвинных лягушек без жалости всякой губя.
Весьма неразумно ты, царь-государь, поступаешь:
Законы Причин и Последствий накажут тебя!

Людей неразумных большое богатство однажды
Рассыплется прахом по ветру, о, царь-государь.
Насильем ее не вернешь. Говорю тебе дважды:
«Не нужно губить в своей ярости божию тварь!»

Тоскою томясь по любимой, царь молвил аскету:
«Мудрец дорогой, не могу я лягушек простить.
Без милой супруги, о, старец, покоя мне нету
За то, что жену те украли, я буду им мстить!»

Слова те жестокие слыша, владыки народа,
Аскет преисполнился боли и молвил царю:
«Будь ты милосерден, потомок великого рода.
Внимательно выслушай, что я тебе говорю.

Будь милостив, царь! Я откроюсь: мое имя – Аю.
Я есмь император лягушек. Тебе мой привет.
И женщину ту, что ты ищешь, я хорошо знаю:
Сушобхана, дочь моя это, сомнения нет.

Таков ее норов дурной: до тебя обхитрила
Царевна-лягушка, Сушобхана, много царей…»
Парикшит промолвил: «Та сердце мое покорила.
Ты дочь свою, царь лягушачий, верни мне скорей!»

Отдал свою дочку отец, дав напутствия слово:
«Послушна будь мужу, моя драгоценная дочь.
Тебя заклинаю: не будь столь жестокой ты снова.
И голову мужу ты боле уже не морочь!

Но из-за того, что коварна была ты и лжива,
Сердца разбивая царей, что страдали весьма,
Сыны твои будут вести себя очень спесиво,
В главе своей царской совсем не имея ума!»

Так, царь, обретя вновь супругу, заплакал от счастья,
Пленен ее чарами, словно родившись опять:
Он, словно обрел над мирами тремя самовластье.
Склонился пред тестем в поклоне ликующий зять.

Простившись, растаял в пространстве лягушек правитель,
Оставив царя и царицу-лягушку вдвоем.
Так, очень довольный, косалов страны повелитель
С женой прожил множество лет в наслажденьи своем…

Он трех сыновей породил: Шалу, Далу и Балу,
А позже, в назначенный срок, усадил на свой трон
Преемника царствия – сына любимого, Шалу,
А сам стал аскетом, как было веков испокон.

Однажды царь Шала, оставив о царстве заботу,
Решил поразвлечься немного, отправившись в лес:
Веков испокон короли все любили охоту.
Так, Шала, взял стрелы и лук, в колесницу залез.

Средь леса дремучего он увидал антилопу,
И стал за ней гнаться, вознице крича: «Едь быстрей!»
Возничий ответил, коней отдаваясь галопу:
«Ты, царь, не пытайся: тебе не угнаться за ней!

Вот, если б твою колесницу, Косалы владыка,
Влекли за собой кони Вамьи, успели бы мы…»
Вскричал тогда царь, завращая глазницами дико:
«Сейчас ты увидишь пейзажи Усопших Страны,

Коли не расскажешь о Вамьях!» В испуге возница
Ответил ему, заикаясь: «О, царь-государь!
Те кони быстры, словно мысли: твоя колесница,
Влекомая ими, настигла бы всякую тварь!

Хозяин их – сам Вамадева, подвижник великий.
Угроза для жизни любого проклятье его!»
«В обитель его поезжай, не то вздерну на пике:
Хочу я проверить на деле лошадок его!»

Возничий, напуганный до смерти, в лес углубился,
И, зря Вамадеву, царь Шала промолвил ему:
«Гоня антилопу, успеха я в том не добился,
Хотя ее ранил. Тебе следует посему

Дать мне своих Вамьев: тогда уж моя колесница
Настигнет добычу, стремительно тронувшись в путь:
Так, стрел оперенных догонит ее вереница,
Коли не замешкаемся мы хотя бы чуть-чуть!»

Ответил святой царю Шале: «Айодхьи властитель,
Я дам тебе этих стремительно быстрых коней.
Добив антилопу, верни их, заехав в обитель».
Король попрощался и тут же погнался за ней.

Пока они ехали, молвил правитель вознице:
«Весьма замечательны кони. Зачем те ему?
Они должны быть украшеньем своей колесницы:
Такое сокровище брахману я не верну!»

И с теми словами тот царь государства Косала
Настиг антилопу-подранка и тут же добил.
А после еще настрелял он добычи немало:
Сей царь молодой до безумья охоту любил.

Затем, наконец-то царь Шала, достигнув столицы,
Коней этих быстрых, как ветер, красивых собой,
Отвел и упрятал в покоях монаршей светлицы,
Гоним, словно лошадь, своей нехорошей судьбой.

Святой Вамадева тем временем мысли предался:
«Сей царь молодой не желает коней возвращать:
Охоту закончив, он вновь наслажденьям отдался,
Хотя он обязан от кривды людей защитить…»

Прошел уж тем временем месяц, а может и больше.
Сказал Вамадева напутственно ученику:
«О, милый Атрея, я уж не могу терпеть дольше.
Сие безобразье во мне пробуждает тоску.

Ступай же в Айодхью и молви царю мое слово,
Чтоб Вамьев моих он вернул непременно назад!»
Сказал то Атрея, но царь его встретил сурово:
«То царские кони, о, брахман, тебе я не рад!

То кони – сокровища царские. Вот мое мненье.
Зачем таким людям, как вы, ездить на лошадях.
Теперь, брахман, выслушай царское ты повеленье:
Быстрей убирайся, не стой понапрасну в дверях!»

Вернулся Атрея к наставнику в лес с новостями,
И то, что король ему молвил, то все передал.
И, Вамадева, разгневан такими вестями,
Отправился сам туда: там он царя увидал.

Сказал Вамадева: «Достиг ты, о, царь, своей цели:
Изволь же коней моих, Вамьев сейчас же вернуть.
Твои праотцы о таком и помыслить не смели:
Лесного аскета с цинизмом таким обмануть».

Айодхьи правитель, царь Шала промолвил с издевкой:
«Достаточно брахманам пары быков для езды:
Скачите на них вы, пеньковой стегая веревкой,
В их роги вцепившись, как будто в поводья узды.

А кроме того, я слыхал где-то краешком уха,
Что гимны священные носят вас через простор:
Летая по ветру, как кучки топольего пуха,
Вы пересекаете пики заснеженных гор!»

Взглянул на царя Вамадева, слегка покосившись,
И молвил с иронией в голосе: «Брахманов сонм
Летает по неба просторам, Судьбе покорившись,
По оставлению тела на Свете на том!

Но здесь, в этом мире, в пространстве чтоб передвигаться,
Мы, также как ты, царь, используем быстрых коней».
Но царь пуще прежнего начал над ним насмехаться,
Не чувствуя, что уж кончается срок его дней.

Промолвил король: «Пусть четыре осла тебя возят,
Иль мулы двужильные, или большие быки,
Иль верблюды-горбачи пусть тебя перевозят,
Но к Вамьям моим не тяни, Вамадева, руки!»

Промолвил тогда Вамадева: «В суровом обете
Проводит жизнь брахман, и если его я блюду,
То нет такой силы, о Шала, на всем белом свете,
Спасла чтоб тебя от расправы у всех на виду:

Ты будешь сейчас четвертован, негодный правитель.
И вздернут, как рыба на острых трезубцах стальных.
Отправишься ты сейчас, царь, в Ямараджи обитель,
Окончив испытывать сон наслаждений земных!»

На то царь ответил подвижнику: «Злой Вамадева!
Пусть те, кто увидел твою лицемерную суть,
Мечами изрубят тебя, преисполнены гнева,
Отправив тебя, негодяя, в последний свой путь!»

Сказал Вамадева: «О сути моей молвив слово,
Примерил ты к брахманам свой примитивный шаблон:
Тебе не постигнуть, негодный, деяний святого,
Который для люда всегда чистоты эталон!»

Едва тот промолвил подвижник, средь Зала Собраний
Явились ужасные ракшасы ночи черней:
Стальные трезубцы и пики сжимая заранее,
Они озирались главами волков и свиней.

Из пастей их зубы торчали, как будто кинжалы,
А очи их сыпали искры, горя как огонь;
Украшенные черепами, размером немалы,
Те чудища были закованы в толстую бронь.

Тут царь возопил: «Предо мной стоят страшные черти,
Но я не подумаю даже, чтоб Вамьев вернуть,
Поскольку, о люди, скажу я вам всем перед смертью:
Святоши того, Вамадевы, неправедна суть!»

Всего через миг его ракшасы те искромсали,
И плоть омертвевшую подняли до потолка,
Затем хоровод вокруг мертвого тела сплясали,
И скрылись из виду, оставив лежать должника.

А после того как был Шала чертями наказан,
На трон воцарился на царский его младший брат.
Как должно царь Дала обрядом священным помазан,
Корону одел и безумно был этому рад.

И вот, тот могучий подвижник является снова:
К царю, в Зал Собраний пришел он за долгом опять.
Он Дале, монарху Айодхьи свое молвил слово:
«Изволь, о царь Дала, своим разуменьем принять,

Что брахманов нужно одаривать. Если правитель
Греха не боится, пускай возвратит мне коней!»
Услышав слова Вамадевы, Айодхьи властитель
Возничему молвил: «Уж близко предел его дней.

В руках ты своих держишь острые стрелы, возница:
Напоены ядом, они ждали звездный свой час.
Подай-ка одну мне: она в своем лете вонзится
В того лиходея несносного прямо сейчас.

Поверженный ею, падет Вамадева на землю,
А тело его пускай стая собачья сожрет!»
Сказал Вамадева: «О, Индра людей: у тебя от супруги
Есть сын Шьенаджит, младой принц, твой любимый король:
Бедой обернутся напрасные эти потуги,
Поэтому ты тетиву отпустить не изволь!»

Едва это брахман сказал, та стрела угодила
В царевича, скрытого в стенах большого дворца.
Когда же охрана об этом царю доложила,
Взъярился зело самодур на святого жреца.

«Потомки Икшваку! – вскричал в своей ярости Дала. -
Замучу его, истерзаю на радость всем вам!
Стрелой смертоносной, как будто змеиное жало,
Убью Вамадеву! Поверьте моим вы словам!»

Сказал Вамадева: «Стрелу с опереньем павлина,
Что ядом отравлена, ты не сумеешь метнуть.
Нацелить ее не сумеет рука властелина,
Не то, что тетиву до уха рукой натянуть!»

Сказал король Дала: «Опутан тенетами гнева,
Не в силах стрелу я при всем изволеньи пустить:
Да здравствует древний подвижник, святой Вамадева!
Пускай он изволит мой грех весьма тяжкий простить!»

Сказал Вамадева: «Коснись же стрелою супруги:
Очистишь себя от греха ты, царь, действием сим.
«О, вещий подвижник! Тебя я прошу об услуге! –
Сказала царица, склонившись в почтеньи пред ним. –

Коль к брахманам мудрым почтительно я относилась,
А также царя наставляла на праведный путь,
Сегодня ты мне окажи величайшую милость,
Великий святой Вамадева, чья праведна суть!»

Ответил святой Вамадева: «Твое благочестье
Спасло всю династию Солнца от страшной беды!
За это, прекрасная ликом, воздам тебе честь я:
Все царство Косала в награду тебе за труды!»

Царица сказала: «Подвижник, не нужно мне власти.
Пусть будет очищен от скверны мой царь, мой супруг.
Пускай избежит Преисподней пылающей пасти
Правитель Айодхьи, царь Дала, ближайший мой друг!

А ты позаботься, пожалуйста, о, Вамадева,
О сыновьях моих и остальной всей родне.
Пусть рода Икшваку великое царское древо
Заботу твою обретет: подаруй это мне!»

И, выслушав просьбу супруги правителя Далы,
Мудрец ей с улыбкой на это: «Тат асту» сказал.
Лицо засветилось царя, что избегнул опалы,
И вместе с поклоном он Вамьев обратно отдал.

Шачинандана дас

Поделиться с друзьями